Мраморная Стена. 1966 год (зима)

Вспоминает Борис Студенин, тренер и капитан команды. Из книги "Тропы Снежного Барса". Алматы. 2019. стр.

К 1966 году я был полностью морально подготовлен к восхождению зимой на Мраморную Стену (6400) в Сарыджазском хребте. Несколько лет я работал геологом в Баянкольском ущелье, мы делали подробную геологическую съемку, занимались поисками месторождений золота. Я неоднократно зимой и летом был под Мраморной Стей. В 1964 году зимой мы с кинооператором Коптевым и с группой туристов побывали на леднике Мраморная Стена, а летом покорили Мраморную Стену по новому пути. В 1965 году в рамках первенства СССР совершили траверс Баянкол – Мраморная Стена. Поэтому я был хорошо знаком с этим районом и со снежной обстановкой зимой в нем. Перед экспедицией все участники успешно прошли акклиматизационный сбор в Малоалматинском ущелье. А я в это время отвлекался на уговоры членов президиума, которые были не уверены в успехе мероприятия.

Много сил, нервов ушло на это, вместо того чтобы по-человечески подготовиться к восхождению, но я добился своего, и М.Э. Грудзинский разрешил это восхождение. Правда, из 16 человек восходителей Юрию Голодову и Рифу Сагадееву он разрешил идти только до «куда дойдет кинооператор Слава Белялов», которому они должны помогать нести камеру.

Мы на автомобиле зимой доехали до Жаркулака, куда летом-то в те годы не всегда проходили автомашины.

Не буду повторяться, только немного добавлю. Во время прохождения ледопада я всех предупреждал о многочисленных трещинах и прочих опасностях. Все это время я шел впереди. Перед выходом на высоту 6146 метров (топоотметка точки соприкосновения хребтов Меридионального и Сарыджазского) обратил внимание, что вся группа шла сразу следом за мной. Такого никогда не было, обычно все растягивались и приходилось останавливаться, поджидая хвост. Тут я понял, что это я задерживаю всю группу. Пропустив впереди себя несколько человек, прилег на снег, чувствуя, что слегка заболел. Рядом в мульде мы поставили палатки и соорудили ветрозащитную стенку. Это был наш последний штурмовой лагерь. Утром мое самочувствие не улучшилось, и я проводил группу покорять последние 250 м высоты (технически простых, но ураганный ветер и мороз были серьезным испытанием для восходителей). Со мной остались кинооператор Слава Белялов и москвич Саша Воронов, тоже приболевшие. А Юре Голодову и Рифу Сагадееву, чувствующих себя не хуже других, я разрешил совершить восхождение, за что и получил впоследствии выговор от Федерации альпинизма.

Таким образом, вся команда восходителей, включая оставшихся на 6146 (А. Воронов, В. Белялов, Б. Студенин) впервые в истории преодолела зимой 6000-й рубеж высоты. Теперь быстро вниз. Через ледопад удалось найти более простой путь. Наш маршрут удалось повторить только в 2001 году команде Рената Хайбуллина. Через 35 лет!

Вспоминает Ерванд Ильинский.

В начале февраля 1966 года объединенная команда Казахского альпинистского клуба и республиканского совета ДСО «Спартак» под руководством Бориса Студенина выехала в ущелье Баянкол. Из базового лагеря (Жаркулак, домик геологов), расположенного в верховьях реки Сары-Гайноу, участники команды вышли на штурм вершины 5 февраля. Их путь проходил по второй ветви ледника Мраморная Стена, разорванной в верхней части ледопадом. Нижнюю часть этого ледопада намечалось обойти по северо-восточному гребню с дальнейшим выходом на плечо массива, а затем по вершинному гребню подниматься на высшую точку Мраморной Стены. Путь, как показала ранее разведка Студенина, для зимних условий наиболее приемлемый: он сравнительно защищен от ветра, менее заснежен и самый короткий.

Путь по леднику Мраморная стена в районе ледопада был не прост. После того как рухнула рядом с участниками очередная ледовая башня, двойка Студенин–Кавуненко решают пройти ледовую стенку и выйти к кромке ледопада. В стену забиваются ледовые крючья и организуются перила. По ним достаточно быстро все участники команды преодолевают стенку и попадают в верхнюю ледовую мульду.

Последнее понижение гребня перед вершиной. Здесь ветер свирепствует, как в аэродинамической трубе. На ногах устоять невозможно – ползком преодолевается перемычка. Последний подъем. Он кажется особенно трудным, но близость цели придает силы. Наконец на вершину поднимаются Григорий Петрашко, Владимир Кавуненко, Виктор Попов, Эрик Ильинский, Геннадий Киреев, Мансур Гизатуллин, Владимир Запека, Михаил Акименков, Юрий Голодов, Риф Сагадеев, Алексей Топорков, Галя Свердлина и Тамара Постникова. Борис Студенин, Александр Воронов и кинооператор Вячеслав Белялов, почувствовав недомогание, остались на последнем перед вершиной биваке – 6146. Но в этой победе их доля весома. Поэтому все покорители вершины высоко поднимают ледорубы и посылают радостный привет своим друзьям. Таким образом, впервые в мире был преодолен шеститысячный барьер высоты для зимних восхождений всеми участниками экспедиции.

Восхождение было совершено в альпийском стиле без предварительной акклиматизации за шесть дней.

Вспоминает Григорий Петрашко. Из книги "Тропы Снежного Барса". Алматы. 2019. стр.123

1966 год. Февраль. А не сходить ли нам на Мраморную Стену? Вроде бы никто еще не ходил зимой на шеститысячник. В Союзе точно не ходили, да и в мире вроде таких дураков не было. Снарядились мы от Клуба альпинистов, и Папа Туфан нас провожал, давал напутствия. Поехали. Было нас 16 человек.

Доехали до поселка Кегень. Зашли в местную столовую. На первое шурпа была, на второе – мясо по-казахски. Шурпа в меру разведена, но приемлема. Мясо по-казахски явно было с душком. Попробовали, и часть народа тарелки отодвинула. Но Миша Акименков и я не смогли позволить пропасть продуктам, тем более что деньги уже были заплачены. Где-то на четвертых порциях Борис приказал отобрать у нас тарелки. Очень обидел. Кстати, у тех, кто только попробовал, животы разболелись, а нам с Мишей было весьма хорошо.

Уже совсем в темноте подъехали к погранзаставе. Поднялась метель. Вдруг из пелены снега вынырнула фигура в тулупе: «Стой, кто идет!». Быстро нас пропустили к заставе. Притащили чайник, сухари солдатские. Напоили и отправили дальше, к выкидному лагерю. Чтобы пограничники не застаивались, был создан передовой лагерь. Здесь стояла большая армейская палатка с двойным пологом. Койки в два яруса. Посередине печка – бочка с камнями, куда капала солярка и горела. Печка раскалена докрасна. В палатке очень тепло.,

На следующее утро тронулись дальше. После Ашутора есть кусок очень плохой дороги, крутой, каменистой - метров 100. Долго наш водитель качал головой и ехать не хотел, но надо дальше еще километров 10–15. Достали веревки, начали тянуть. Солнце. Жарко. Начали раздеваться. Борис так вообще разделся до пояса. Жарко-то жарко, но ветерок сверху дует. Этот склон мы победили. Доехали до Жаркулака. Переночевали в доме чабана, который был здесь со своим стадом.

На следующий день уже пешком по хорошей тропе без снега выбрались к леднику. Пошли по его середине, засыпанной камнями. Случилось чудо – мы натолкнулись на тур с запиской Шипилова. Шли тяжело. Отсутствие акклиматизации давало о себе знать. Перед ледопадом остановились на ночевку. Я долго не мог заснуть. Эрик, мы были с ним в одной палатке, дал мне снотворное, но я все равно провел ночь в каком-то забытье.

Утром вошли в ледопад. Прошли по дну нескольких разломов. Первыми шли Студенин, Попов, Топорков. Наша связка из четырех человек шла второй. Не знаю уж, кто попросил остановиться по нужде. Стоим, мерзнем. Вдруг перед нами буквально в метрах десяти сначала без звука, а потом с ужасным грохотом начал обваливаться край ледовой стенки. Грохот, пыль. Где первая связка? Из-за ледового завала показался Борис. Видно, кто-то нас оберегал. Серак обвалился ровно между нами.

Весь этот день я шел в каком-то полусне. Снотворное начало действовать. Как только останавливались, я засыпал. Вышли на снежную подушку выше ледопада. Высота где-то 5200 метров. Заснул. Ничего не слышал. Настолько провалиля в сон, что и не заметил, как Галя и Тамара залезли в мой рюкзак и разгрузили меня. Разгрузили в первый и последний раз в моей жизни.

Ни солнца, ни ветра – просто праздник! На склонах выше ледопада видны следы, которые мы оставили прошлым летом. Там, где летом мы шли по пояс в снегу, теперь был твердый фирн. В этот день дошли мы до середины склона, шедшего до отметки 6146. Высота была где-то 5700. Склон не очень крутой. Пощупали ледорубами, палками – вроде можно рыть пещеру. Дело привычное, через пару часов пещера была почти готова. В пещере Киреев и Попов наводили последний марафет – подправляли свод, выравнивали пол. Уже заделали второй вход. Вдруг из пещеры задом наперед выскочили ребята. На страховке влезаю в пещеру. В конце пещеры у задней стенки в полу дыра. Посветил фонариком – дна не видно. Вся пещера была вырыта на снежной консоли над разломом, наверное, единственным на этом склоне. Опять пронесло. Поставили палатки.

Утром следующего дня погода – так себе. Мы за гребнем, и западный ветер нас не достает. Облачность высокая. Борис принимает неординарное решение: в пещере оставляем все снаряжение, кроме двух палаток, веревок и двух примусов. Вперед и вверх! Пошли. Фирн твердый, но держит хорошо. Вышли на отметку 6146 где-то часа в два дня. Идти вверх уже поздно. Ниже гребня с восточной стороны – небольшая снежная мульда. Там и поставили палатки, в каждой по восемь человек, по одному примусу, по одной кастрюле. Ухитрились натопить воды и даже что-то сварить. Глубокая мульда и стенка из снега хорошо защитили нас от ветра. Ночью Бориса стал душить кашель, дыхание стало хриплым. Вот когда достал его ветерок в солнечный день в борьбе с машиной. 8 февраля. Сегодня выходим к вершине. В палатке остались Саша Воронов (не пошла у него высота) и Слава Белялов (тоже почувствовал недомогание). Утром Борис даже вышел, надел кошки, но пройдя немного, махнул рукой и вернулся в палатку.

Как только вышли на гребень – началось. Мороз под 40, ветер. Все надели маски. С масками были кто во что горазд. Я сделал маску из старой меховой шапки, мехом наружу, внутри подкладка из ткани. Закрывала она нос, рот, глаза. Выглядело это весьма забавно, но от ветра и холода все же спасала. На ногах были шекльтоны с кошками, на которые сверху надели ветрозащитные чехлы. Ветер был ужасный. Над Хан-Тенгри висел флаг с запада на восток, который тянулся почти до восточного Шатра. Снега не было, но снизу тащило фирновую крошку. Кошки, забитые в фирн, держали хорошо. Галя решила сесть отдохнуть на снежнике. Ее тут же завалило и потащило вверх по пологому склону. Хорошо, что наши ледорубы были забиты в фирн по головку. Остановили. Особо досталось Тамаре. Она носила очки, они опотевали изнутри, снаружи забивались снегом и покрывались льдом, ей приходилось их постоянно чистить, что в таких условиях сложность превеликая. В итоге она почти ослепла.

Подошли к предвершинному куполу. Склон стал чуть круче, небольшой снежный надув не больше двух метров. Несмотря на рукавицы, все шли, спрятав руки, кто где мог. Подошли. Я высунулся за надув, не вынимая рук. Только вылез по грудь, как порыв ветра сдул меня назад. Пришлось вытащить руки, взять ледоруб. Вылез по пояс – опять сдуло. Подошли ребята, кажется, Миша Акименков и Витя Попов и вытолкнули меня за надув. Тут и все подтянулись. Встали на вершине, поддерживая друг друга. Я достал из-под пуховки фотоаппарат. Два раза щелкнул, на третьем кадре шторка замерзла.

Пошли вниз. Ветер чуть стих и дул теперь в спину. Группа растянулась. Подошли к палаткам. Встречают нас Воронов и Белялов. Борис лежит в палатке, хрипит. Появился Киреев, который вместе с Володей Кавуненко должен был идти последним. Где Володя? Там! – махнул рукой Киреев. Благо одеваться не надо. Пошел вверх. Метров через 100 вижу: идет Кавуненко. На ногах одна кошка, вторую потерял.

К ночи стало ясно, что с Борисом совсем плохо. Уже не командует и часто просто отключается. Ночь прошла в тревоге.

Утром встали, еще было темно. Понадеялись, что Борис при поддержке пойдет сам. Не тут-то было. Он и встать не смог. Посадили его, а он тут же заваливается. Решили вынести его из мульды, а там уж сам пойдет вниз. Двое ребят взвалили его на меня. Упасть я не упал, но шагнуть вверх не смог. Подлез под него наш крепыш Витя Попов, но и он пойти не смог. Оставили эти попытки. Положили на палатку. Упаковали и на раз-два вытащили его из мульды. Дальше связали все веревки и развернулась содержательная дискуссия: как тащить – ногами вперед или головой вперед. Разум победил вековые традиции. Потащили ногами вперед, головой вверх. Быстро спустились вниз на все веревки. Потянули дальше.

Часа в три свалились к ледовым разломам, ближним к Меридиональному хребту. Так как лавинной опасности не было совершенно, то решили спускаться по очень крутым фирновым склонам между двумя ледопадами. Подозвал Володю Кавуненко и Гену Киреева. Надо сегодня спуститься до дома чабана и дальше до погранзаставы. Попросить чабана подняться завтра к вечеру с лошадью к леднику и попытаться уговорить пограничников приехать на машине к Жаркулаку. Дошел я с ребятами до края разломов. Ребята быстро пошли вниз. Им будет тяжело.

На следующее утро Борису стало полегче, и он стал переступать ногами. Двое вели его под руки, четверо страховали, двое рыскали впереди, разглядывая путь. Борис потерял рукавицу, через час еще одну. Они соскальзывали у него с рук, и он не обращал на это внимания. Потом ему снова стало хуже. Эрик достал из своей аптечки флакон лимонника на спирту и влил его целиком в Бориса, разводить было нечем, а другого все равно ничего не было. Вроде хуже не стало.

Через ледопад удалось найти более простой путь. На всем пути встретилась лишь одна трещина, через которую можно было пройти по узкому ледово-фирновому мосту длиной примерно в пять метров. Мост лежал наискосок через трещину. Выглядел он очень надежно, но был очень узким, по нему мог пройти только один человек. Сели на краю и минут пятнадцать отдыхали. Борис лег и отключился. Наладили страховку сверху и снизу. Растолкали Бориса. Он открыл глаза, встал и сам прошел эти пять метров. На другой стороне трещины опять завалился. Дальше – вправо-вниз по крутому фирновому склону. Двойка ринулась вниз, чтобы обозначить путь. За ними потянулись и остальные. Уже в полной темноте вышли на край ледника где-то в верхней трети подъема на перевал Китайский. Борис несколько ожил и начал пытаться командовать, но мне и Вите Попову удалось его «утихомирить».

Между языком ледника и склоном перевала по дну ручья образовался ледовый желоб. Расстелили палатку. Положили часть рюкзаков, на рюкзаки - Бориса. Двое парней улеглись сверху, удерживая всю эту кучу. Обвязали веревками. Пока одни страховали, другие уходили вниз искать новую точку страховки. На наше счастье желоб был покрыт ровным слоем льда, без камней. Было ясно, что наши приключения заканчиваются. Все повеселели.

Вдруг выше нас на 200 метров по склону Китайского перевала мы заметили огонек. Нам уже было все равно, кто это –контрабандисты, китайские пограничники, черный альпинист или еще кто. Объявился Гена Киреев с двумя лошадьми. Вытащили палатку с грузом на склон. Разобрали груз. На одну лошадь забрался Борис, на другую посадили Воронова – и вниз. Где-то часа в три ночи добрались до Жаркулака. Не раздеваясь, упали мы на пол в промерзшем домике.

Утром нас разбудили пограничники во главе с Володей Кавуненко. Перед домом стоит машина пограничников, Володя Кавуненко в тулупе, лейтенант и два бойца с автоматами. Пока радовались встрече, охали и ахали, с неба «упал» вертолет. Вертолетчики потребовали больного для эвакуации. Борис сопротивлялся, но не очень долго. Ему разъяснили, что вертолет прилетел по линии санавиации, если больного не будет, рейс должен кто-то оплачивать. Борис сдался. Зато не поняли вертолетчики - кто больной? (к их прилету Борис весело резался с кем-то в карты), но увидев его почерневшие пальцы, поняли – здесь все серьезно. Вместе с Борисом улетели Воронов, Белялов и Кавуненко. Галя Свердлина молчала весь вчерашний день, а у нее была серьезно обморожена рука. Подморозились тогда многие.

Остальные загрузились на машину пограничников. Доехали до погранзаставы. Наша клубовская машина уже ждала нас, но выезжать было поздно. На погранзаставе нас накормили, чаем напоили, спать уложили.

Вспоминает Володя Кавуненко. Из книги "Тропы Снежного Барса". Алматы. 2019. стр.129

Вышли мы с Геной Киреевым от ледовых разломов. Гена шел в кошках, а у меня кошка только на правой ноге. Вторую я потерял. Фирн держал хорошо, солнышко пригревало. Спустились очень быстро. По тропе добежали до Жаркулака. Стемнело, опять мороз. Гена сказал, что поведет лошадей к леднику. Повернул меня лицом вниз, показал дорогу и со словами «здесь совсем близко» подтолкнул легонько в спину. И я пошел. Луна куда-то пропала, но дорога видна хорошо. Иду засыпаю. Скоро лес начался. Слышу сзади топот. Оглянулся – вроде никого. Быстрее идти не могу. То справа, то слева волки и медведи из кустов выглядывают. Хоть шел без рюкзака, но еще не восстановился, стал сдавать, садиться. Понимал, если не встану сейчас, то уже никогда не встану. Последний раз сел и «поплыл», стал ловить кайф.

Очнулся я от крика: «Стой, кто идет!» и слышу лязг затвора. Руки поднять вверх нет сил. Ледоруб в сторону откинул, чтобы за автомат не приняли. Вышли двое. Один остановился поодаль, второй подошел. Все по инструкции. Попросил попить. Солдат положил флягу на дорогу и ногой мне подтолкнул. Попил водички. Объяснил. Говорят: «Сиди тут». Один остался, второй скрылся в лесу. Осмотрелся. Вижу рядом за деревьями две лошади стоят. Я расслабился, даже задремал. Очнулся от того, что трясут меня. Солдаты автоматы убрали, лошадь подвели. Посадили меня на нее, а сами исчезли , будто их и не было.

Лошадью я не правил, только держался за нее, чтобы не свалиться. Она сама домой бежала. На заставе сказал, что нужен вертолет, там все плохо. Вид у меня наверно был такой, что их срезу убедил. Дальше я помню только, что меня куда-то повели, стянули обувь, сняли пуховку. Накормили, дали глотнуть чая со спиртом. Положили у печки. Накрыли тулупом. Все, я куда-то провалился. Ночью меня толкали, ворочали, тащили. Я уже не сопротивлялся, разбудили меня, когда уже было светло. Печки рядом нет. Лежу на кровати в казарме. Опять накормили, напоили и сказали, что надо ехать. Пока ехали, лейтенант рассказал, что ночью от печки на мне загорелся тулуп. Дневальный поднял тревогу. Меня потушили, отволокли в казарму, и за все это время я не проснулся. Начальство распорядилось вызвать санрейс, подняли руководство Клуба, и наша машина уже в пути. Тут и до Жаркулака доехали и разбудили вас».

Добавлю к рассказу Володи Кавуненко только то, что в тот день он спустился с высоты 6146 до 5000, дальше – до тропы на высоте 3500, до Жаркулака – 10 км. И дальше до заставы – еще 20 км. После такого марш-броска не только волки с медведями померещатся.

На следующий день мы все были в Алма-Ате. Вечером пошли в больницу к Борису, который уговаривал нас выкрасть его из этого приюта. И выкрали: через запертые высоченные кованные ворота в арке со двора. Славно отметили наше возвращение у Ильинского дома. Однако воспаление легких и ампутация трех пальцев на левой руке заставило Бориса еще пролежать в этой больнице.

А спустя четыре месяца Борис Студенин уже руководил сложнейшим восхождением на пик  Свободная Корея по Северной Стене, за которое получил Золотые медали  по классу технически сложных восхождений в Чемпионате Советского Союза. Крепкий мужик!   

Вспоминает Тамара Постникова.

Зимой 1966 года Борис Студенин, возглавлявший команду Спартака предложил совместное восхождение на вершину Мраморная Стена. Это было первое зимнее восхождение в Советском Союзе (а может быть и в мире) на такую высоту. Решено было идти совместной командой Буревестника и Спартака. Команда Спартака старше. Опыта больше. Больше сложных восхождений. Кроме того, эта команда полгода назад совершила восхождение на Мраморную Стену. Присоединились к нам два москвича, Володя Кавуненко и Саша Воронов, а также Григорий Петрашко, выросший в Алма-Ате, но учившийся в Москве. Вспомогателями взяли молодежь из Буревестника. Поехал с нами замечательный человек оператор Слава Белялов, впоследствии снимавший удивительные документальные фильмы о горах и о животном мире Казахстана. Вспомогателям – Юрию Голодову и Рифу Сагодееву поручили помогать нести кинокамеру. «Куда дойдет Слава, туда идете и вы». И вот мы на погранзаставе. Пограничники очень дружелюбны и гостеприимны. На них вся надежда в случае необходимости. Так же как под пиком Ленина груженую машину по глубокому снегу буквально несли на руках и дотянули до Джаркулака. Погода хорошая, солнце уже пригревает, первые числа февраля. Это последнее строение в ущелье, пустой бревенчатый домик. Ели, зимовки пастухов остались внизу. Выше нас никого нет.

На следующий день оставляем в домике лишние вещи и радиста с наказом, чтобы каждый день отправлял радиограммы, что у нас все в порядке. Это февральское солнце сделало нас благодушными и беспечными. Запасные вещи, жир от обморожений оставлены, как ненужные. Аптечка забыта. Кроме того мы не знали, что существуют точки связи с заставой с помощью телефонной трубки. Радист через несколько дней спустился вниз.

Следующий день выхода под маршрут был сначала очень солнечный. Студенин шел в одной майке, а погода начала портиться. Возможно, в этот день он простыл, но продолжал идти и на следующий день.

Перед ледопадом на крутом ледовом склоне вырубили ступени и навесили на ледовых крючьях перила. Здесь наверху была ночевка. На следующий день, оставив продукты и бензин на обратный путь на месте ночевки, пересекли ледопад. Студенин предупредил об осторожности при пересечении ледопада, шли связками поочередно. Перед нашими глазами рухнула одна из башен ледопада. Студенин и Кавуненко, стараясь обойти ледопад проходят ледовую стенку и навешивают перила, по которым все поднимаются в мульду. Очень холодно, пытаемся вырыть пещеру для ночевки, но под нами оказывается трещина. Решили поставить палатки, защитив их от сильного ветра стенкой из снежных блоков. На следующий день при сильном морозе целый день поднимаемся на плечо вершины. Высота 6000метров. Здесь последняя ночевка. Утром ясно, но холодно и ветрено. Студенин провожает нас на вершину. Сам он решил остаться в лагере, плохо чувствует себя Саша Воронов и сам Студенин слегка простыл. Остался в лагере и Слава Белялов. Никто особенно не беспокоился. Даже, вопреки запрету, на вершину пустили вспомогателей, которые на нее идти не имели права.

Конечно, все понимали, что это зима, все приготовили меховые маски закрывающие лица от ветра, но мы никогда не сталкивались на деле с таким ветром и морозом. Гребень разрушенный и снежный. Вышли на вершину, посмотрели на заснеженную панораму и вниз. Вернувшись в лагерь узнали, что больным стало хуже, а Студенин сильно поморозил руки. Слышим, как в соседней палатке ребята борются с обморожением, восстанавливая кровообращение.

Утром двух женщин отправили вперед, поручив им спускать вниз Сашу Воронова и Славу Белялова, у которого на ботинке торчал, как зуб, единственный железный триконь. Ребята, помогая друг другу, спускали завернутого в четырехспальный мешок и палатку, обвязанного веревками Студенина. Оглянувшись мы видим – двое страхуют по бокам, двое сзади, один впереди. Труднее всего было на подъемах, снег глубокий, подключались все. В какой-то момент ему стало совсем плохо. Во рту пена. Без сознания. У Эрика в рюкзаке оказался аптечный пузырек настойки лимонника на спирту. Воды не было, влили в рот все содержимое и потащили дальше. Возможно, вместе со сбросом высоты это помогло. Пока Витя Попов и Эрик искали удобный проход через ледопад, все отдыхали, а они, вернувшись, увидели, что Студенин уже сидит и пьет чай.

Стометровый спуск после ледопада за несколько дней полностью обнажился. Один лед. Эрик стоял на точке перил и пропускал всех мимо себя. Прошли тетки с москвичом и Беляловым, спустился Студенин, прошла молодежь, и вот идет последний. Эрик пытался остановить его, предложив спускаться со страховкой. «Нет, Эрик, ты уж как-нибудь сам» - был ответ. Мы внизу, задрав головы смотрим на него. Очень не по себе, падать там есть куда. Пришли связанные обледенелые веревки. Потом спустился на кошках без страховки Эрик. Почему-то никто не предложил просто оставить там перила? Веревки были драгоценными.

Вниз убежал Кавуненко, чтобы привести с погранзаставы лошадь и вызвать вертолет. Всю ночь он шел вниз по ущелью, отбиваясь ледорубом от пастушьих собак. Потом встретил пограничников, они посадили его на лошадь, и он рассказывал, как совершенно обессиленного, конь завез его прямо на конюшню.

Уже в темноте мы спустились в русло ручья. Передним приказали двигаться как можно быстрей, чтобы задние не поубивали едущих впереди. И начался бобслей. В полной темноте. Вспоминается узкая полоска звездного неба и звук падающих капель с нависающих берегов, на дно этого глубокого ледяного желоба. Видимо нам все-таки везло. Никто не покалечился.

Всю ночь до пяти утра шли мы до Джаркулака. Особенно тяжело было Славе. Уже недалеко от вожделенного бревенчатого домика, он говорил «Все. Бросьте меня. Я остаюсь здесь». На следующий день вертолет увез больных и гостей, а мы снова впитывали запах и тепло нагретого солнцем деревянного крылечка, ощущали облегчение и радость, что все обошлось. Нам повезло и все живы. На погранзаставе, нас неузнаваемых, с черными пятнами на лицах опять встречали ужином.

Сейчас из альпинистской литературы мы знаем, сколько проблем возникает на восхождениях с глазами. Тем более, если человек носит очки постоянно из-за близорукости. Близоруким людям заниматься альпинизмом, по медицинским показаниям, запрещено. Только после этого восхождения стало понятно почему. Очки сразу покрывались льдом. Чтобы их протереть, надо на ходу снять капюшон, маску и пуховые рукавицы. А ведь в руках кольца веревки и ледоруб! Потом все это вернуть на место, чтобы через минуту начинать все снова. Без пуховых рукавиц в перчатках руки замерзали мгновенно. Глаза, пока протираешь очки, травмировались ветром и солнцем. В какой-то момент на гребне уже спускаясь с вершины чувствую, у меня замерзает глазное яблоко. Бросаю кольца веревки, хватаюсь за глаз. Ничего не вижу. На гребне Эрик идет в полутора метрах впереди. Прошу его не уходить далеко, чтобы можно было ориентироваться на его спину, иногда приходилось касаться спины рукой. Когда залезла в палатку, ослепла полностью. Ребята дали мне чайную заварку и я спала, залепив ею глаза. Утром зрение вернулось. Все мы подморозили руки и ноги, все поморозили лица. В основном около глаз. Ходили все в черных пятнах.

В тяжелых условиях сильного ветра и мороза на вершину взошло тринадцать человек. Это из Спартака - Григорий Петрашко, Владимир Кавуненко, Геннадий Киреев, Михаил Акименков, Галина Свердлина, Рифхат Сагодеев; из Буревестника - Мансур Гизатуллин, Виктор Попов, Эрик Ильинский, Владимир Запека, Алексей Топорков, Тамара Постникова, Юрий Голодов.