Григорий Белоглазов. 1930г. Первое восхождение на Мало-Алматинский пик.
Григорий Белоглазов. 17 июля 1930 г. Первовосхождение на Малоалматинский пик[править]
В начале июля из Москвы неожиданно прибыл секретарь горной секции Центрального Совета ОПТ Мысовский Иван Евдокимович. Он подал мысль о восхождении на Малоалматинский пик. Я за эту мысль ухватился и горячо ее поддержал. Третьим участником был включен в группу Горбунов В., а когда встал вопрос о вьючном транспорте, то был включен в группу и Берггрин Александр Петрович, т.к. он являлся владельцем осла, на котором мы надеялись доставить наш груз на перевал Когашик.
Если не ошибаюсь, Александр Петрович Берггрин приехал в Алма-Ату в 1928–1929 г.г. Сразу же по приезде включился в работу. Он был самым активным участником во всех организационных мероприятиях по туризму. Работал он преподавателем в Ветеринарно-зоотехническом институте. Ныне он благополучно здравствует, выйдя на пенсию в качестве доцента. Туризмом и экскурсиями увлекается и по сей день, включая и байдарочные походы. Свои путешествия совмещает с кинолюбительством, демонстрируя снятые фильмы в ходе последующих лекций.
В книге М.Э.Грудзинского (Вершина мужества) на стр. 10 домик-приют построен по его инициативе, так же как и на стр. 34 приют на леднике Богдановича. О наших с ним альпинистских походах у меня остались самые лучшие воспоминания.
Первовосхождение совершили 17 июля 1930 года . Оно произвело на меня большое впечатление, кроме известных ощущений первовосходителя, еще и тем, что я посчитал вправе причислять себя к лику альпинистов. С вершины я сфотографировал панораму из девяти кадров, которая вызвала у многих алмаатинцев большое любопытство, т.к. они хотели знать, а что же там есть на юг от пика. Поэтому ко мне на квартиру наблюдалось целое паломничество. А в 1931 году в печати появилась книжка: Мысовский Иван, «Алматинский пик», в которой, хотя и не точно, но достаточно подробно описано восхождение. С моей стороны будут только некоторые уточнения.
Мысовского до его приезда я не знал. А встретившись, узнал, что он секретарь горной секции ЦС ОПТ. Для меня этого было более чем достаточно, чтобы встретить его с большим почтением и вниманием. Кроме этого, предполагая в нем классного альпиниста, рассчитывал что-либо перенять у него из техники альпинизма. Поэтому, естественно, он в нашей группе занял место руководителя. Так продолжалось первое время, когда мы поднимались по леднику Богдановича, где трудностей на нашем пути не было. Ледник кончился, начался скальный подъем на пик, вначале нетрудный. Перед этим оказалось так, что мы с Горбуновым несколько ушли вперед, а Мысовский во второй связке с Берггриным шли сзади. Я перед началом более трудного участка решил их подождать.
Немного погодя, к нам подошел Мысовский, но один, и сказал, что Берггрин остался ниже и будет нас ждать внизу, т.к. неважно себя чувствует. Дальше мы стали подниматься по скалам втроем, связавшись веревкой. Мысовский пошел впереди, за ним я, и Горбунов замыкал связку.
Я, имея Мысовского перед глазами, надеялся в его технике увидеть для себя что- нибудь новое и полезное. Но, к моему удивлению, этого не случилось. Мысовский ничем не отличался в технике скалолазания от Горбунова. Подъем шел медленно и неквалифицированно.
Мне сразу стала ясна возможность срыва восхождения, т.к. дальше, по мере нашего подъема, трудности скал нарастали. Моя давнишняя мечта восхождения на пик, таким образом, находилась под угрозой, что вызывало неприятную досаду. Расстаться со своей мечтой я не мог и пошел в этой ситуации на крайнюю возможную меру.
Сразу во мне проснулся инструктор физкультуры с характерным категоричным менторским тоном. Я решительно сказал: «Э, ребята, так дело не пойдет! Давайте-ка мне веревку! Я иду первым, вы вторым, а Горбунов третьим». Для них это было неожиданным. Безапелляционный мой тон оказал гипнотизирующее влияние, и реакция была безмолвной. Я полез на скалы первым, и они убедились, что подъем пошел много успешнее.
Так мы и поднимались. Я помогал Мысовскому и, уже с ним вдвоем, Горбунову. Конечно же, это обстоятельство, вернее, ощущение развенчанности, не могло не сказаться на расположении Мысовского к моей персоне. Поэтому у нас с ним не создалось хороших отношений в дальнейшем. О его книжке я узнал случайно через 40 лет.
Г.И.Белоглазов
